Сейчас команда «Родины» собирает на «Френдли» средства на постпродакшн фильма. Кинокритик Алиса Таёжная поговорила с авторами об эмиграции, вере, беженцах, краудфандинге и поиске смысла жизни во времена потрясений.
Съёмки «Родины» и главный герой фильма
Когда появилась идея «Родины» и её главный герой?
Татьяна Сорокина: Идея фильма появилась у Александра Николаевича уже после 24-го февраля 22-го года. Архангельский давно знаком с отцом Иоанном, а я знаю его по записям программы, куда он к нам не раз приходил. История его жизни сама просится в этот фильм. Джованни, как зовут его близкие, называет себя «профессиональным трудовым мигрантом»: не буду всё рассказывать в этом интервью, но он идеальный герой.
Александр Алрхангельский: Я знаю Джованни много лет, и меня всегда поражала его история. Итальянец (но он всегда подчёркивает, что он — сардинец, а не просто итальянец), он давно переехал в Россию, стал православным священником и при этом специалистом по армянской истории. Много лет он помогает благотворительной организации «Дом с маяком», где после 44-дневной войны в Арцахе (конфликт Армении и Азербайджана за Нагорный Карабах в 2020 году — прим.ред.) появилось много новых подопечных. А после 24 февраля 2022 года – также и беженцы из Украины. Осенью 23-го отец Иоанн поехал в Армению, а мы присоединились к нему и познакомились со многими армянскими репатриантами, релокантами из России, которые разъехались по миру, патриотами и космополитами.
Почему вы решили сделать главным героем религиозное лицо? Всё-таки представитель православной церкви может сейчас выглядеть проблемным героем.
А.А. Мне как-то сказали во время одной беседы в Ереване, что герой-священник — это не очень удачный маркетинговый ход. Но мы – про жизнь и людей, а не про маркетинг. Для меня это фильмо человеке, который пропускает чужую боль через себя. Мы никого не обеляем и не очерняем. Это фильм о людях, которые встречают Джованни в его путешествии, и их очень разных историях.
Помимо актуальных войн и эмиграции, я вижу в фильме две метафоры, очень важные для кино. Первая — происхождение Джованни, его связь со Средиземным морем. Он — человек европейской культуры. Это приближает нас к Одиссею, Энею, Улиссу, создаёт связь времён, мифологию. При этом Джованни немного знает армянский язык, а говорит по-русски, как мы с вами. А вторая метафора — христианская. Мы живём в эпоху Великого Потопа, где есть Ноев Ковчег и Арарат. Неизвестно, закончится ли этот потоп и доплывёт ли Ковчег до Арарата. Я в этом вопросе скорее скептик, но Джованни как христианин думает иначе.
Т.С. То, что отец Иоанн — священник, перекидывает мостик к формату притчи и библейским метафорам в фильме. Я очень благодарна Джованни за ангельское терпение. Ему пришлось прилично помотаться с нами, всё-таки съемки — это ненормированный график и часто спартанские условия, не каждый такое выдержит.
Беженцы, эмигранты и понимание Родины
Где вы успели побывать за время съёмок?
Т.С. Армению мы объехали почти всю: от Гюмри на северо-западе до Гориса на юге, стояли на границе и смотрели на Лачинский коридор (единственная автодорога, которая связывает Арцах и Армению — прим. ред.), разговаривали с беженцами, которых разместили в общежитии на берегу Севана. А еще мы были в Черногории, где снимали ребят, живущих на лодке, в прямом смысле слова, без почвы под ногами, без родины, без корней. Они в марте 22-го оказались за пределами России, когда покупали свою «Ойкумену» для съемок фильма, и решили не возвращаться. Так и живут, путешествуя. Ну, и, конечно, мы снимали Джованни в Москве, где он прожил уже 37 лет.
А.А. В «Родине» важна не только география, но и количество героев и сложность их историй. Там нет одной линии. Мы снимали российских эмигрантов и арцахских беженцев, которые 30 лет до этого бежали в Арцах из Баку. Снимали людей, которые уезжали из Арцаха в 2020-м году и снова вернулись в свои дома, потому что им гарантировали безопасность. Осенью 2023 года эти люди бежали снова. Но снимали и тех, кто добился успеха за границей и вернулся строить образование в Армении.
Вы нашли между этими судьбами что-то общее? Объединяет ли что-то беженцев и эмигрантов?
А.А. Среди наших героев есть и релоканты, и арцахцы, которые за один день потеряли вообще всё. Но одно их, я думаю объединяет: утрата Родины для каждого — это драма, без которой их жизни сложились бы совсем по-другому.
Т.С. Я не очень люблю обобщения. Понятно, что главная причина одна, но жизнь людей складывается очень по-разному, и настроения очень разные. Кто-то вообще с рождения чувствует себя гражданином мира, и для таких людей это просто новый опыт, а для кого-то смена страны — это личная трагедия.
Отец Иоанн — священник, а у религиозных людей есть точка зрения, что на долю человека не выпадет больше страданий, чем ему по силам, и Бог посылает страдания для проверки силы духа.
А.А. Можно рассуждать о том, что испытания делают людей сильнее, но я думаю, что они часто лишают людей основы. В первую очередь, Джованни — живой человек и он, конечно, видит много бед, с которыми люди справляются с трудом. Но он любит жизнь во всей её сложности, понимает людей и принимает их. Он умеет разговаривать со всеми без проповедей. Хотя в нашем фильме есть и одна проповедь, короткая и сильная.
Пока вы снимали «Родину» вы сами ответили себе на вопрос, где находится Родина — лично для вас?
А.А. Сейчас я отвечу, что Родина — это то место, где ты можешь помогать другим людям.
Т.С. Я всю жизнь боялась слова «Родина». Слишком пафосно. Картинки в букваре сделали свое дело. Мне ближе слово дом, соразмернее. И он, конечно, в Москве, поскольку здесь я родилась и выросла. Но столичным снобством я никогда не страдала, и разные российские города люблю по-разному, благо объехала их немало. А любой город — это все равно люди. Мне с ними часто везло. И очень тяжело сейчас знать, что совсем рядом есть другие люди, взгляды которых не укладываются в твою систему координат. Но, как говорит Джованни, даже в самые страшные времена, нужно продолжать жить свою жизнь. На том и стоим.
Совместная работа и современная документалистика
Как вообще сложился ваш творческий тандем?
А.А. Мы с Татьяной знакомы очень много лет: работали ещё на канале «Культура» и там же помимо телепрограмм начали снимать документальные сюжеты. Но самым известным нашим общим проектом (в соавторстве с Максимом Курниковым) стал последний фильм «Голод» — о массовом голоде в Советской России.
Т.С. В начале двухтысячных Александра Архангельского позвали вести программу «Тем временем» на канале «Культура», где я тогда работала журналистом. Формат программы не раз менялся, я стала со временем шеф-редактором, но все восемнадцать лет мы проработали вместе. Среди наших документальных фильмов была отличная серия под названием «Фабрика памяти. Национальные библиотеки мира», для которой Александр Николаевич придумал, как интересно, через историю человека, через культуру страны, рассказывать о зданиях с книжками. Потом мы снимали про Герцена и Короленко, а весной 2020 года нас как-то очень странным образом попросили с канала «Культура» и закрыли программу «Тем временем», даже не сообщив нам об этом. Так мы стали независимыми документалистами. И нам понравилось.
Что вы больше всего цените в вашем партнёре по проекту? Как вам работается вместе?
А.А. Мне неинтересно работать там, где легко: ни с темами, ни с людьми. Для общей работы важно чтобы ваши идеи были созвучны, а вы разделяли общие ценности. И с Татьяной Сорокиной у нас это есть. Так же как и с нашим постоянным оператором Юлией Галочкиной, которую я могу назвать нашими «глазами»
Т.С. Любое партнёрство для меня — это непростая история. Идеальный фильм — тот, который ты сам придумал, сам написал, сам смонтировал. Но мы с Архангельским так давно работаем вместе, что научились слушать и слышать друг друга, и что очень важно — не мешать друг другу. Он чувствует время и всегда полон какими-то идеями. Я не умею ничего придумывать, но, хочется верить, неплохо складываю пазлы из кадров. У нас в команде минимум людей: я обычно и продюсер, и администратор. Мне так проще: если есть какие-то косяки и вопросы, то только к себе. А ещё у нас есть прекрасный, думающий оператор — Юлия Галочкина, которая начинала с документального кино, и оно до сих пор её не отпускает. В документалке важно уметь прожить какие-то моменты с героем так, чтобы он вообще забыл про камеру. И Юля очень хорошо это умеет.
Как сложилась ваша профессиональная жизнь в последние два года? Где вы сейчас живёте? Как работаете?
Т.С. Я живу и работаю в Москве. Съемок хватает. Чуть больше года назад писательнице Майе Кучерской пришла в голову идея сделать фильм о правнучке Николая Лескова, и мы срочно собрались в Бразилию, чтобы успеть к столетнему юбилею нашей героини. Потом мне предложили небольшой, но любопытный проект про искусственный интеллект. Параллельно Архангельский придумал «Родину», я только успевала чемоданы собирать.
А.А. В основном я живу в Москве и часто бываю по работе в Армении. Езжу в Европу в командировки, в Америку сейчас не езжу. В общем, продолжаю много работать в России.
Чувствуете ли вы себя сейчас свободными с точки зрения цензуры и самоцензуры?
А.А. Делая выбор, очень важно понимать, на что ты готов и что тебе по силам. Что ты готов тащить за собой. Для меня в своё время была важной встреча с Владимиром Кара-Мурзой, когда мы обсуждали будущее. Из нашего разговора я понял, что Владимир готов идти до конца и понимает последствия. Сказать честно, пойти по этапу… даже не знаю, как это правильно сказать… я не готов ни физически, ни морально.
Т.С. Оставаясь в России, мы соглашаемся соблюдать действующие законы. Но внутренней свободы при этом никто не отменял.
Кто для вас сейчас ориентир в документальном кино — российском и мировом?
Т.С. В российском был и остается Александр Расторгуев, Виталий Манский, Виктор Косаковский, Любовь Аркус. За мировым я стараюсь следить на «Докере», только недавно дошли руки посмотреть прекрасный фильм «Мой учитель осьминог».
А.А. Ранний Александр Сокуров, да и поздний тоже — просто документальное у него перетекло в художественное. Марина Разбежкина и ее школа, это работа с неприукрашенной жизнью, методом включения в нее. Павел Павликовский, польский документалист с удивительно точным взглядом. Манский, Косаковский… много кто.
Успех фильма «Голод» и запрет кинопроката
Какой проект был для вас сложнее — построенный на архивах «Голод» или «Родина», которую вы снимали в нескольких странах?
Т.С. Все проекты были прежде всего интересными. За «Голод» было страшно браться, потому что это полный метр, потому что не было денег, потому что оказалось, тема вызывает много вопросов, и хранящиеся в открытом доступе документы не выдаются, а музеи неожиданно закрываются на санитарный день. Но все равно все сложилось. Это были не сложности, но скорее интересный своей неровностью путь, и помимо тех, кто вставлял палки в колеса, мы встретили прекрасных людей, которые нам помогали.
А.А. С точки зрения подачи, монтировать в «Голоде» архив и статичные интервью, где люди просто смотрят в камеру, можно сказать, проще. Но надо было очень глубоко работать с историей того периода. В «Родине» же мы наблюдали за одним героем в динамике, зависели от его восприятия, а ещё и от многих событий, которые тогда происходили — мобилизации, фактический войны в Арцахе. История переписывала сама себя, обстоятельства постоянно менялись. И в итоге мы сняли другой фильм — не совсем тот, который задумывали. И мне кажется, это к лучшему. Представьте сами, есть пустые горы в Арцахе, пастух с дудочкой и стадо, наш герой Джованни, пустота и тишина. И что ты будешь снимать — то, что намечено заранее или этот момент?
Запрет проката фильма «Голод» был для вас ожидаемым?
А.А. Важно объяснить читателям и зрителям, что такое прокатное удостоверение. Это документ из Министерства культуры, который разрешает показывать фильмы в кинотеатрах. Нам дали его на один день и сразу же отозвали: состоялся только один показ в «Ельцин-центре». Но и без прокатных удостоверений остаются возможности показов: в музеях, малых залах и образовательных центрах.
Т.С. После цепочки определенных событий, отмены показов и пр., скорее да. Но о таком пиаре мы и мечтать не могли. Фильм на YouTube посмотрели уже больше двух с половиной миллионов человек.
Краудфандинг и своя аудитория
Вы давно работаете с краудфандингом? На ваш взгляд, это удачная стратегия для режиссёра?
А.А. Краудфандинг — это свобода не брать денег у российского, да и любого правительства, и не ждать грантов. В краудфандинге надо отвечать только перед зрителями: мы пообещали снять и смонтировать фильм — и должны показать его зрителям. И заранее понятно, что зрители этот фильм ждут. Всё прозрачно и очень последовательно.
Т.С. Первый фильм, точнее веб-док сериал, мы сняли с помощью краудфандинга в 2019 году. Тогда мы собрали полмиллиона рублей на историю о Теодоре Шанине, основателе Московской высшей школы социальных и экономических наук — Шанинке. В 2021-ом мы закрыли сбор на фильм «Голод» с суммой 5 млн 200 тысяч: наш проект на «Планете» поддержали 3 тысячи человек.
Краудфандинг — это отдельная работа. Но если ты хочешь оставаться независимым от государства и фондов, делать то, что считаешь нужным, хорошо бы её освоить. Сейчас мы перешли на новую для нас платформу «Френдли» и, надо сказать, быстро на ней прижились, видимо, благодаря удобству и прозрачности происходящего. Мы с Архангельским не устаем благодарить всех, кто жертвует средства на наши фильмы. Помимо денег, это дает важное ощущение своей аудитории, разделяющей наши ценности.
Как краудфандинг работает в этом фильме? На что вы сейчас собираете деньги и что будет с фильмом и вашей работой дальше?
А.А. Мы обычно собираем деньги «по частям» — чтобы не откладывать работу в долгий ящик. Собрали на первую экспедицию — поехали, сняли, начали следующий сбор. По сути, к сегодняшнему дню мы сняли основу фильма, может быть, если сбор пойдёт очень удачно, то позволим себе ещё одну короткую двух- трёхдневную досъемку. Но это мечты, а как минимум нужно оплачивать монтажку, много-много смен, потому что кино на коленке не соберёшь, работу режиссёра монтажа, звук, цветокоррекцию, права на музыку, переводы титров на армянский и английский, подготовку премьеры, собственно премьеру.
Дальнейшие планы будут зависеть от того, как сложится судьба фильма «Родина». Что точно — мы запускаем YouTube канал под названием неТемВременем, думаем о новом большом документальном кино — секреты пока не раскрываем. В общем, какое бы ни было время: работать нужно и можно.
Т.С. После нескольких экспедиций и съемок в Москве у нас есть уже весь отснятый материал. Но теперь предстоит большая работа — сделать из разрозненных кадров цельный фильм. Это долго, и каждая смена монтажа стоит денег. Так же как дальнейшая работа звукорежиссера и колориста. А еще есть очистка прав на музыку или подготовка субтитров, аренда зала для премьеры и много еще чего. Загадывать, где и как выйдет этот фильм, я не хочу: настолько быстро сейчас все меняется.
