«Человек с микрофоном и с гитарой в руках на фоне всех событий стал мне казаться нелепостью»
— Вы думали, что к музыке больше не вернетесь, но потом начали сольную карьеру. Почему?
— Меня тридцатилетняя карьера сильно ментально изнасиловала, я устал. Мне было нелегко справляться с этим последние годы в группе. Я подумывал перестать быть публичным лицом, у нас уже были планы, как триумфально завершить карьеру.
Но потом наступил февраль 2022 года и пришлось всё закончить внезапно. Во-первых, я не видел возможности нам продолжать выступать и творчески существовать на территории Российской Федерации. С трудом себя представлял, выходящего на сцену в позитивном настроении и поющего публике свои позитивные мотивирующие или какие-то энергичные песни.
Во-вторых, сразу было понятно, что начнутся политические репрессии внутри страны, мы не сможем говорить открыто о том, что происходит, а не говорить об этом было бы нечестно по отношению к себе и публике. А я, к тому же, сразу начал репостить в своих соцсетях новости о войне, которые очень быстро на законодательном уровне стали восприниматься как повод для уголовного преследования. Плюс в группе возникли политические разногласия. Они и до этого были, хотя проявлялись не настолько радикально.
Но главная причина — это просто сильнейшая мрачная депрессия, невероятная тяжесть, и очень сильная грусть и подавленность. Моя творческая карьера последние 15 лет была направлена на трансляцию ценностей, которые российское общество явно отвергло или даже не принимало никогда. Я испытывал большое разочарование — все это время я сочинял песни, которые, мне казалось, спасут общество от войны. Но ничего не вышло. Человек с микрофоном и с гитарой в руках на фоне всех событий стал мне казаться нелепостью.
— Что вас вытянуло из этого состояния?
— Летом 2023 года я оказался в небольшой тусовке людей, которые решили делать концерты русскоязычных оппозиционных артистов в Буэнос-Айресе. Мы сделали только три концерта — один Васи Обломова и два «Ногу Свело!». Я пришел на концерт «Ногу свело!», стоял там с пивком на балкончике, хотел просто кайфануть от тех старых песен, которые очень хорошо знаю, которые люблю. Макс стал петь последние антивоенные песни и я просто охренел — вид Максима и его музыкантов на сцене, его пение… все это ничего общего не имело с нелепостью и с неуместностью. Было видно, что он точно понимает, для чего ему жизнь дала микрофон в руки и зачем он выходит на сцену.
За эти два часа концерта со мной произошел самый настоящий терапевтический эффект. Я перестал чувствовать нелепость творческого высказывания во время боевых действий и у меня появились силы и, естественно, накопленные эмоции и чувства сами выпрыгнули из меня наружу в виде песен.
— Как вы в Аргентине команду собирали для сольника?
— Нас с супругой пригласили на квиз. И в команде, в которой мы оказались, был Вова — гитарист из Нижнего Новгорода. Конечно, мы начали с ним общаться. Это была осень 2023 года — тогда Рома Либеров предложил мне поучаствовать проекте под названием «We Exist!». Мне нужно было просто взять акустическую гитару и спеть старую песню «Тараканов!» на видео. Я сам себе на гитаре аккомпанирую не очень хорошо, поэтому предложил это сделать Вове.
Мы стали разучивать номер для проекта Ромы Либерова, и я показал ему свою первую новую песню. Оказалось, что у Вовы в Буэнос-Айресе есть простенькая домашняя мини-студия, в которой мы начали пилить демки тех песен, которые потом я стал выпускать.
Других музыкантов мне помог найти экс-коллега по группе «Тараканы!» Игорь Рыбин, который сейчас играет в группе «Порнофильмы».
«Есть такое ощущение, что в этом обществе ты можешь быть кем угодно»
— Как чувствуете себя в эмиграции?
— Я не чувствую себя в эмиграции, потому что частично уехал из России ещё в 2014 году. Некоторое время я жил на две страны — то в России, то в Венгрии. В июне 2021 года уехал «с концами». С тех пор живу чудесно, за границей мне нравится.
Правда, я сейчас я уже не в Европе, а в Аргентине, но это не столь важно. Сейчас, когда мы говорим о россиянах, которые уехали, как правило, используем слово «эмиграция» все-таки для описания чего-то вынужденного. Я же это слово использую без негативных коннотаций.
— Аргентину домом уже называете?
— Я пою в одной из своих новых песен: «Место, где есть ты, я называю домом». Я называю Аргентину домом, потому что там моя жена и мой «зверинец» — кошка с собакой, моя квартира. Дом там, где я и моя семья. На данный момент это Аргентина.
— Чем вам Аргентина понравилась?
— Это очень свободная страна. Аргентинцам как-то удалось построить общество, где меньшинства и в целом какие-то классы людей, которые чаще всего подвергаются гонениям, чувствуют себя свободно. Есть такое ощущение, что в этом обществе ты можешь быть кем угодно, выглядеть, как угодно, и никто бровью не поведет.
Помимо работающих либеральных свобод и демократических ценностей, это просто офигенная и веселая страна. В Аргентине есть бедные, их, возможно, средний уровень жизни ниже, чем в Европе, Северной Америке или даже современной России. Зато здесь абсолютно радостные люди, которые постоянно ликуют, радуются друг другу, внезапным встречам, музыке, футболу, вину, хорошей погоде, дружбе.
Мне очень нравится это, потому что мы выросли в угрюмой стране, в которой для радости необходима какая-то невероятная причина, а позитивное отношение к себе ты должен сначала заработать. В Аргентине люди воспринимают друг друга иначе — ты прикольный, потому что ты просто есть. Тебе нужно серьезно постараться, чтобы отношение к тебе испортилось.
Еще эта страна географически устроена интересно: она включает в себя, по-моему, почти все климатические пояса, какие только есть на Земле — там есть океаны, ледниковые озера, горные заснеженные вершины, степи, пустыни.
— До того, как вы переехали в Аргентину, у вас были какие-то представления об этой стране?
— Я очень слабо что-либо понимал о ней — и чтобы получить хотя бы какое-то теоретическое представление, читал статьи, блогеров смотрел. Потом с женой начали готовиться к переезду — в мае 2022 года сгоняли туда на месячную разведку. Посмотрели, что за страна, как она живет, чем дышит — и чем нам придется дышать и как нам придется жить. Эта поездка конкретно расставила все точки над «и» и уверила нас, что нам надо туда — и уже в ноябре того же года мы переехали.
До этого про Аргентину я знал только, что там любят западный рок. Например, одна из моих любимейших западных американских панк-групп Ramones выпускала DVD, куда вошли съёмки, снятые изнутри микроавтобуса — музыканты пытались выехать из своего отеля в Буэнос-Айресе в место проведения концерта. В этом видео невероятная степень фанатизма показана, люди не дают выехать автобусу, тысячи фанатов! Я думал: нифига себе страна, вот бы там оказаться когда-нибудь! И я взял и оказался — мало того, за эти полтора года я встретил четырех людей, которые сказали, что были на том концерте.
«Когда я стою на рок-концерте — охреневаю от счастья»
— Местную музыку уже послушали, нашли что-нибудь интересное для себя?
— Здесь очень классные панк-рок группы. Часто аргентинский рок или панк — это аранжировочно и музыкально очень хорошо исполненная музыка по лекалам западного рока. Аргентинцы при этом музыкальные, а из-за фонетических особенностей испанского языка песни звучат невероятно открыто и привлекательно, я кайфую. Я в Венгрии прожил 8 лет, и мне ни одна группа не зашла, а что касается аргентинского рока — с большим удовольствием посещаю концерты местных групп.
Понравились группы Dos Minutos, Attaque 77. Los Violadores — одна из самых первых аргентинских панк-групп; их песня Uno, dos, ultraviolento стала, возможно, самым большим панк-хитом в Аргентине, который знают все аргентинцы. Это, наверное, как в России «Перемен» группы «Кино».
Строчку из этой песни Uno, dos, ultraviolento люди постоянно скандируют. Аргентинцы невероятно любят что-то делать хором. Просто пипец на самом деле, если вы попали в Аргентине на концерт любой рок-группы, то сколько бы ни было человек, какой бы это ни был ансамбль или артист, люди поют всё от первой до последней ноты. Не только слова, а также рифы гитарные, соляги всевозможные. А между песнями поют свои какие-то собственные песни, посвящая их выступающему артисту. Оказаться в толпе на рок-концерте — это просто невероятный экспириенс. Когда я там стою — просто охреневаю от счастья, у меня слезы выступают на глазах, серьезно.
— За российской музыкальной индустрией следите?
— Кто «зетнулся», а кто нет — вот исключительно с этой точки зрения. Я, честно говоря, даже не уверен, что за эти два с половиной года вообще в России у заметных артистов выходили полнометражные альбомы.
У Шевчука выходила пластинка — я послушал несколько песен, они неплохие. Он в России остается. А что касается остальных, все артисты, которые мне так или иначе были интересны, все те, с кем я когда-либо делил сцену, кому я когда-либо респектовал, на чьи концерты ходил, они все уехали. Я их уже больше не рассматриваю в разрезе российской сцены.
«Не просто любить песни чувака, который без остановки родину говном поливает»
— Вы собираете донаты для развития сольного проекта. Раньше у вас был опыт сбора средств через крауд-платформы?
— Мы в России были одними из пионеров, кто таким способом взаимодействовал с аудиторией. Кажется, «Тараканы!» были второй музыкальной группой, которая сделала крауд-проект на только что открывшийся платформе Planeta.ru, первой такой группой была «Би-2». Мы впервые в краудфандинг влезли осенью 2012, потом собирали этим способом деньги еще три раза на альбомы.
— Не было тогда, в 2012 году, опасений, что люди не будут платить за контент?
— Я с трудом себе представляю участника любого крауд-проекта, который думает, что платит за контент. Он платит за возможность поддержать любимого артиста, быть соучастником и соратником нового альбома. Это главнейший стимул для фанатов.
Второй стимул — это «плюшки». У нас всегда их было миллиард. Мы производили физический продукт — пластинки и CD с автографами, всякий раз у нас обязательно был лот — встречи с группой в той или иной форме. Например, у нас были групповые предпрослушивания альбома, мы собирались с фанатами в баре или клубе, слушали новый альбом, который еще не вышел, и обсуждали его.
— Ваш сольный проект нашел отклик у фанатов «Тараканов!»?
— По моему ощущению, мой сольный проект слушает процентов десять от общего оставшегося числа фанатов группы.
— Почему так мало?
— Большое количество поклонников «Тараканов!» оказались патриотами, любителями стабильности и Путина. Они увидели во мне человека, нетерпимого к подобного рода ценностям. И для них это травма. Достаточно непросто любить песни чувака, который мало того, что без остановки родину, как они говорят, «говном поливает», но еще и песни поет про то, что его дом там, где его любимые, и вообще никак не котирует идею, что родина — это там, где березки и Москва-река. Таких примерно половина.
Вторая половина — это люди, которые воззрения наши разделяли, но они живут в России. В стране есть трудности с потреблением моего контента — там заблокированы «Инстаграм» и «Спотифай», люди вынуждены смотреть соцсети через VPN, что в общем не у многих получается. VPN часто в России блокируют.
Одна из популярнейших российских аудиоплощадок ВКонтакте после первого моего релиза заблокировала меня и удалила мою карточку артиста. Я там не представлен, поэтому треки мои до аудитории не доходят.
И самое главное — растет стена непонимания даже среди тех, кто разделяет наши ценности, ведь эти люди в России, и как ни крути, мы в их глазах тоже оказались теми, кто отказался вместе с ними с открытым забралом на родине против диктатуры выступать.
По сумме этих причин я и думаю, что только каждый десятый фанат «Тараканов!» слушает мои новые песни. Но изначально я на этих людей и не ориентировался. Публика моего сольного проекта — это в первую очередь релоканты, и я изначально это понимал.
— Такой фокус на уехавших связан только с политической позицией слушателей? Или это ещё и географически более близкая аудитория — чтобы перед ней выступать?
— На самом деле, я очень далек от того, чтобы всерьез говорить о выбранном фокусе. Сочиняя песни и затевая этот сольный проект, самое последнее, о чем я думал, это о том, кто станет моей будущей аудиторией. Эти песни я сочинял и продолжаю сочинять, записывать и выпускать для себя, потому что у меня есть нестерпимое желание творчески излиться, поделиться своей болью, теми эмоциями, которые за два с половиной года во мне накопились.
Когда же я говорю, что у этих песен, возможно, есть адресат, и он, скорее всего, среди релокантской аудитории, я имею в виду, что я сочиняю эти песни с определенной позиции. Я описываю мои чувства, жизнь. Естественно, в первую очередь это резонирует с ощущениями тех, кто тоже уехал — и проходит через определенные трудности за границей, а ещё испытывает похожие эмоции по отношению к России и к войне. Я предполагаю, что таких людей больше среди релокантов, но не сомневаюсь, что и среди тех, кто остался, их немало. И эти песни я адресую им тоже. Мне было бы здорово знать, что кто-то в России эти песни слушает и кого-то они поддерживают.
Если говорить о музыкальном проекте, как о гастролирующей команде — я на это не особо рассчитываю. Не думаю, что этот мой проект станет настолько массово востребованным, чтобы была возможность поехать на гастроли. Но если это случится, я, конечно, от этого отрекаться не буду. И ясное дело, что гастроли эти будут исключительно в центрах релокации россиян или русскоговорящих. Вот еще почему я никак не ориентируюсь на людей, которые живут в Россий
— Нет ли у вас огорчения, что аудитория стала меньше? Может быть, будете кооперироваться с другими артистам в эмиграции?
— У меня такого огорчения нет, так как я, собственно, не занимаюсь музыкальной карьерой. Этот проект я реализую потому что хочется творчески самовыразиться. Поэтому размеры аудитории меня в этом смысле вообще никоим образом не беспокоят — это все вторично.
Когда я начинал этот проект, я не планировал быть частью музыкального бизнеса, не планировал зарабатывать миллионы прослушиваний и просмотров. На данный момент ситуация не изменилась. Конечно, любому артисту хочется быть востребованным и слушаемым, но не в данном случае. В этот раз не в этом была главная задача.
— А что отличает собственно музыку нового проекта? Стиль, подходы, состав исполнителей?
— В первую очередь, подход. Потому что это больше не музыкальный коллектив равноправных соучастников. Это сольный проект в классическом понимании, когда один человек все сочиняет, определяет, диктует, меняет людей как угодно, не обращая внимание на мнения остальных. Повторюсь, в данном случае, остальные музыканты — это люди, привлеченные для участия в проекте, а не полноценные и равноправные участники.
Раньше я всегда был частью групп, где нужно было прислушиваться к остальным участникам, учитывать их мнения, идти на компромиссы. Меня это очень сильно утомляло, это прям выжимало из меня последние капли энергии, оставшиеся под конец группы «Тараканы!». Поэтому, когда ко мне вернулось желание сочинять и исполнять песни, я точно понимал, что я больше не хочу быть частью группы.
Что касается стилистики нового проекта — она, по большому счету, продолжает тот звук, те музыкальные фишки, те манеры и мелодики, которые были в «Тараканах». Потому что это то, что я люблю, хочу и умею играть.
— Что собираетесь делать дальше?
— Сейчас у меня вышло пять треков — сначала одна песня-сингл, потом вторая, потом вышел трехпесенный EP. У меня осталось 6-7 песен, которые я запишу и объединю с некоторыми из тех, которые были выпущены ранее. Таким образом, составлю 10-и песенный полноценный альбом, и выпущу его в сентябре. Планирую снять еще несколько видеоклипов.
Больше у меня нет никаких творческих планов. Как минимум — с этим проектом.
