Руслан уверен: маленькие и независимые издательства могут казаться многим «невидимыми», но в то же время играть большую роль, донося до аудитории важные смыслы. Свой сбор на «Френдли» основатель «Полифема» открыл, чтобы найти средства на продолжение работы и издание двух новых книг. В интервью нашей платформе Руслан Комадей рассказывает про кризис издательского бизнеса, объясняет, где находить финансирование на выпуск книг, и рассуждает о роли литературы в жизни человека.
Поиск того, чего нет
Меня воспитывала бабушка-актриса, и в детстве я хотел пойти по её стопам и тоже выступать на сцене, даже занимался в театральном кружке. Но все изменилось, когда мне было 15 лет: моя одноклассница увидела объявление, что в детской библиотеке в нашем городе есть поэтическая студия, и предложила мне сходить туда. Я с детства любил сочинять (помню, первое стихотворение написал в семь лет под впечатлением от фильма “Титаник”), так что согласился.
В этой студии я познакомился с поэтом Евгением Туренко — в будущем он стал не только моим учителем, но и другом. На его занятиях я понял: написание стихов не меньше, а может, даже больше воздействует на сознание, чем подготовка роли в театре.
Ещё меня поразило, насколько Туренко жестко и требовательно относился к стихам: говорил, что не должно быть «воды» — каждое слово имеет собственное место. Часто большую часть написанного он зачеркивал , а какую-нибудь одну строчку выделял и говорил: «Тут что-то есть». И ты думаешь: что же там есть, как это развить.
Вот этот поиск того, чего нет, через то, что есть, меня увлек, и с тех пор поэзия вышла для меня на первый план — я решил заниматься ей.
Получать высшее образование хотел в Литературном институте, но не поступил туда. Тогда по «принципу меньшего зла» решил учиться на того, кто пишет о литературе. И стал студентом филологического факультета Уральского государственного университета.
Полифем и одиночество книг
После выпуска я издал несколько поэтических книг в разных издательствах. А у некоторых важных для меня екатеринбургских поэтов не выходили книги, и они не понимали, как их издать. Мне это казалось неправильным, было неловкое ощущение: у меня есть, а у них нет, хотя их стихи значимо меняют поэтический ландшафт. И я решил опубликовать сборник моего друга Владислава Семенцула к его 30-летию. Отобрал произведения, договорился со знакомым из типографии о вёрстке и печати — и первая книга была готова. Потом я выпустил еще несколько сборников стихов разных уральских и не уральских поэтов — так издательство и заработало.
Я назвал его «Полифем». Это отсылка к великану-циклопу из древнегреческой мифологии. Полифем поймал и съел спутников Одиссея, за что тот циклопа ослепил и обманул. Другие циклопы не стали спасать Полифема, потому что тот им сказал, что его обидел Никто (так представился Одиссей) — и он, слепой и одинокий, запертый на острове, остался там взывать куда-то вдаль.
Мне нравится значение имени — оно переводится как «часто упоминаемый в песнях»: это создает смысловой бурлящий круговорот, особенно ставший для меня важным, когда мы запустили переводческую серию «Перемещение» (Transference). Вот часто упоминаемый в песнях циклоп сидит никому не нужный на острове — и такое одиночество для меня рифмуется с восприятием книг, которые я издаю. Это одиночество и обращенность вовне.
Вообще «Полифем» сильно цепляется за своё название, потому что юридически издательство не существует. Нет офиса, постоянной команды, работаю на регулярной основе только я, и периодически ко мне присоединяются другие люди: дизайнеры, верстальщики, переводчики, редакторы.
Процесс моей работы обычно выстроен примерно так, если речь о книгах российских поэтов: я ищу авторов или они сами находят меня, готовлю книги к публикации, затем нахожу типографию и средства на печать, потом договариваюсь о дистрибуции. У меня налажены контакты с независимыми книжными магазинами в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге и ещё нескольких городах. Ещё сотрудничаю с дистрибьютором «медленные книги», который распространяет наши книги по большим сетям: «Читай-город», Ozon. Всего за время работы «Полифема» вышло 12 книг современных российских поэтов.
На множественных языках
Первые пять лет работы издательства я выпускал исключительно книги поэтов. Но в 2019 году я списался со своими коллегами-переводчиками из Самары. У них было несколько переводов американского поэта Кларка Кулиджа, который мне близок, и я предложил сделать ещё несколько переводов и издать это отдельной книгой. Я понял, что никто в России не выпускает билингвальные, на русском и английском, книги американских поэтов, а было бы замечательно это делать.
В итоге за четыре года мы опубликовали шесть книг шести авторов: Кларк Кулидж, Розмари Уолдроп, Питер Джицци, Чарльз Симик, Лин Хеджинян и Рэйчел Блау ДюПлесси.
Некоторые произведения этих поэтов ранее издавались на русском, но не было полноценных сборников их стихотворений. А нам было важно познакомить читателя с поэзией тех или иных авторов, представив развернутую картину их творчества. И желательно так, чтобы представление было если не исчерпывающим, то хотя бы достаточным. Например, мы собрали стихотворения Кларка Кулиджа за 50 лет творчества — от ранних до новейшей книги «Поэт».
Труд переводчика в этом проекте, конечно, особенно важен. Некоторые из них связывались со мной сами, кого-то через знакомых находил я. В каждом случае моей задачей было понять мечту, одержимость переводчика и исходя из этого «вылепить» книгу.
Например, с поэтессой Рэйчел Блау ДюПлесси переводчик Александр Уланов постоянно на связи, он уточняет у авторки «тёмные места», а их в её произведениях множество. ДюПлесси использует не только английский, причем крайне изобретательно с явными и скрытыми цитатами и смысловыми смещениями, но и другие языки, включая французский, немецкий, испанский, древнегреческий, латинский. Мы выпустили первую книгу ее многолетнего труда «Черновики», которые состоят из частей, бесконечно и многообразно наслаивающихся друг на друга, как фрагменты воспоминаний, воспоминаний о воспоминаниях и следов-слов.
Кризис, цензура и пространство для манёвра
В советское время был «самиздат» и «тамиздат», а теперь есть независимые издательства и множество небольших издательских инициатив. В российском обществе всегда есть те, кто создает оппозиционные структуры и подрывает официальный дискурс. Иногда, конечно, независимые становятся зависимыми, когда их покупают крупные издательства. Но маленьким и малозаметным такое не грозит, они существуют «ниже радаров», вне окупаемости и крупных медийных ресурсов.
Я начал издавать, когда уже реализовалось несколько генераций независимых проектов. На моих глазах появилось несколько небольших обаятельных издательств (некоторые из них еще и журналы, это уже какая-нибудь пятая постсоветская волна): «всегоничего», «Носорог», «ча-ща», «Tango Whiskyman», «Флаги» и др., часть из них правда сейчас «на паузе».
Кризис в издательском деле начался в прошлом году с того, что из-за санкций пропала хорошая европейская бумага. В итоге печать очень подорожала, логистические цепочки «искривились». Некоторые издательства были перекуплены монополистам — вероятно, чтобы смягчить и цензурировать контент. Часть отказалась работать по идеологическим причинам, считая, что сейчас не лучшее время для новых русских книг. Кто-то сосредоточился на выпуске книг за рубежом, кто-то стал избегать опасных тем, а кто-то, наоборот, пытается выпускать сложное, болезненное, соответствуя «расползающейся» цензуре — стратегий много.
Понятно, у поэтов и писателей тоже разные стратегии, но всем сейчас трудно: всё разваливается, разламывается на куски, какие новые стратегии письма, как возвращаться к этому вопросу? То важное, что сейчас есть в русскоязычном поле, осмысляется в текстах Марии Малиновской, Дмитрия Герчикова, Гликерия Улунова. Цензура в России продолжает усиливаться, издательства продолжают изощряться.
Я сам столкнулся с цензурой, когда написал роман «Крым-тупик»: в нём Путин находится в Крыму, который стал островом и превратился в царство мертвых. Ни одно издательство мой роман не собиралось публиковать, и в итоге я издал его в «Полифеме», а потом с трудом нашел типографию, которая согласилась напечатать роман. Как ни странно, с дистрибьюторами проблем было меньше: они стали распространять мой роман, и он до сих пор продается на Ozon’е, например.
Пока ещё есть малое схлопывающееся пространство для манёвра — если хочешь действительно выпускать то, что хочешь, не думая о цензуре. Но не до конца представляю, насколько малым это пространство станет в будущем. Пока же небольшие издательства продолжают раскалывать однородность и потоковость от крупных издательств, тенденциозных нарративов. И пока наши книги, которые изначально формируются вокруг небольшого сообщества, служат «мостиком» для выхода авторов на более широкую аудиторию и позволяют ей ощущать, что что-то еще немного теплится.
Стратегии выпуска книг
Я неправильный издатель: я не веду подсчеты, сколько заработано, сколько нет. Каждый раз, когда приступаю к работе над книгой, не знаю, откуда буду брать деньги. И вообще не очень знаю, получится ли издать что-то еще, только настраиваю себя, что получится. Планы обдумываю только приблизительно. Обычно книжка должна «дозреть», а дальше уже, как ком, устремляется навстречу материализации.
Но, тем не менее, каждый раз средства находятся, и за эти годы у меня уже наработаны методы, как именно это стоит делать. Когда мы готовимся издавать большую книгу, я прикидываю, через какие СМИ, порталы буду ее продвигать. Там мы публикуем отрывки из книг, готовим совместные материалы об авторах. Ещё просим поддержать нас друзей из дружественных институций, ищем инфлюенсеров, которые бы рассказали о нас. Главное тут — четко представлять свою аудиторию: кого и что она читает, как на нее можно выйти и охватить.
Важно также проводить мероприятия в поддержку своей книги, чтобы в инфополе было ощущение — это что-то значимое, вон оно маячит. Например, мы проводили лекции, поэтические вечера, перформансы и прочее. Собирали деньги мы и с помощью краудфандинга. Не раз запускали сборы и успешно закрывали их. Здесь для успеха, я думаю, нужна и методичность, и открытость к изобретению новых форматов продвижения, и нудная настойчивость.
Странно, что сейчас получается начинать и реализовывать какие-то небольшие проекты, нужно еще осмыслить, почему. «Френдли» — один таких. Идеалы и ценности этой платформы соответствуют моим: я вижу, что «Френдли» старается поддерживать активистов различного рода и важные гражданские инициативы, и это очень здорово. Кроме того, здесь очень демократичные условия для авторов, что отличает «Френдли» от других платформ.
Уникальный опыт
В прошлом месяце мы издали книги двух американских поэтесс: Лин Хеджинян и Рэйчел Блау ДюПлесси. Это первые издания их поэтических книг в России. «Слепки движения. Избранное из разных книг» Хеджинян — самое полное издание поэтессы не только в РФ, но и в мире, включает в себя как поздние, так и ранние произведения. А книга ДюПлесси «Черновики, I-38, Гул» — итог многолетнего труда нескольких переводчиков и только первая книга — еще два тома мы выпустим в 2024-м и 2025-м годах.
Когда мы начнём готовить следующие книги, я запущу сбор на «Френдли», потому что каждая кампания уникальна и зависит от конкретного готовящегося издания. Только имея в голове хотя бы облик будущей книги, я могу уже мыслить предметно и продумывать план продвижения.
Последние полтора года многократно выросли продажи политологических книг, особенно труды о диктатуре, милитаризме, военные дневники, антологии, исследования памяти, насилия, государственных преступлений. И это важно, но я планирую продолжить выпускать американскую поэзию — это хоть как-то сохраняет связность разваливающегося на куски мира. Буду издавать и современных российских и не только поэтов. По крайней мере, попробую.
Художественная литература продолжает давать такой опыт, который невозможно получить другим способом. Не всегда этот опыт эмансипационный: часто в нем сохраняется инерция или очарование «герметичностью» литературы, но иногда удаётся снова «по-полифемовски» посмотреть вне.
