Аня ведёт Телеграм-канал «Делай театр», где делится информацией о грантах, резиденциях и других возможностях для продюсеров, актеров и режиссеров. Для очередных показов своего первого берлинского спектакля команда постановки открыла сбор на Френдли. Для нового материала в нашем цикле о релокантах Аня рассказала о том, как она полюбила театр в шесть лет, зачем деятелям культуры в эмиграции обязательно нужно объединяться и почему просить деньги у аудитории — нормально.
«Cникерс» вместо цветов
Я заинтересовалась театром, когда мне было шесть лет. Мама водила меня везде. Она считала, что детей нужно с раннего возраста приобщать к культуре. Поэтому мы братом часто бывали в музеях и театрах.
Однажды мама повела нас на «Иохим Лис» в РАМТе. Спектакль по-настоящему захватил меня. Ещё мне понравилась одна из актрис. Она казалась необыкновенной, и захотелось прикоснуться к этому волшебству! Надо сказать, что всё происходило в начале девяностых, в самые голодные годы. Родители где-то умудрились достать «сникерс». Предполагалось, что я должна съесть его перед спектаклем. Но я его не съела, потому что это было слишком большое богатство: как так — просто взять и съесть !?
Весь спектакль я держала шоколадный батончик в руках. И тут всё, финал. Начинаются аплодисменты. Артисты выходят кланяться, и я вижу, что зрители дарят цветы актерам. И понимаю, что у нас с мамой нет никаких цветов. Надо что-то делать, я усиленно думаю. Мне так хотелось отблагодарить артистов, ведь они такие великолепные, классные! Тут я понимаю, что самое дорогое, что у меня есть — это «сникерс». И сейчас я пойду и подарю его.
Мама рассказывает, что я встаю с места и бегу к сцене, она даже не успевает меня остановить. Протягиваю свой подарок актрисе, которая мне приглянулась. И вдруг вижу, что начинает закрываться занавес. Я пугаюсь, потому что не знаю, что там, за занавесам. Там ведь может быть что угодно! Стою такая маленькая, и за руку меня держит актер, игравший главного героя. И рядышком актриса — моя фаворитка.
Они переглядываются и говорят друг другу: «Ну а с ней-то что будем делать?». И слышу, как один актер отвечает: «Да ничего, пусть остаётся!». Я была такая счастливая. Занавес открылся, и мама меня забрала. Но осталось ощущение, что я должна быть на сцене.
И потом школьницей я ходила в разные секции. Единственная секция, которая со мной осталась до сих пор, — это театр. В 11 лет начала ходить в студию «Театр юного москвича», где дети играли наравне с профессиональными актерами на одной сцене.
Станиславскому не верю
В Москве я основала и шесть лет руководила независимым театром Urban Forest Echo. Успела выпустить несколько спектаклей, каждый сезон делала по премьере. Несколько раз собирала деньги на спектакли с помощью краудфандинга. Я часто выигрывала участие в арт-резиденциях. Но никогда не получала государственного финансирования. Это потому что темы, над которыми я работала, были политическими и оттого не вписывались в государственную идеологию.
Я считаю, что краудфандинг — честный способ найти финансирование на постановку. Твои потенциальные зрители сами решают, хотят они увидеть её или нет, считают ли её важной и достойной для донатов. Ты сразу получаешь отклик от аудитории, понимаешь, придут ли они. И хотят ли они вообще, чтобы такой театр существовал. Краудфандинг — индикатор актуальности твоего высказывания.
Но всё равно мне приходилось вкладывать свои деньги. Потому что от непредвиденных расходов в независимом театре не застрахован никто. Мне было важно сделать спектакли и донести свои мысли. Поэтому я была готова не доедать, но покупала именно те костюмы, которые были нужны. Уверена, что просить дать денег на творческий проект — совсем не стыдно. Без краудфандинга мы бы не услышали много классной музыки, не увидели много достойных фильмов и спектаклей.
Кстати, наша продюсерка недавно сказала (то ли в шутку, то ли всерьез), что Станиславский призывал режиссеров не тратить свои деньги на театр. Получается, я шла против классика!
Профсоюз артистов с миграционным прошлым
У меня туго с мечтами, потому что любая мечта всегда переходит в план. И рано или поздно она осуществляется. Сейчас я хочу создать несколько постановок и ищу для этого возможности. Есть большой план: хочу создать артистическое объединение. В Германии оно называется ферайн (eV, Eingetragener Verein — немецкое юридическое лицо, буквально «зарегистрированная ассоциация» — прим. корр). И собрать в нём актеров, режиссеров, продюсеров, музыкантов и вообще всех представителей творческих профессий, которые приехали в Берлин из других стран. Они находятся в незащищенном состоянии и не очень понимают, что происходит вокруг и как всё устроено. В таком положении была и я сама.
Хотите расскажу, что самое страшное для человека с миграционным прошлым? Ты приезжаешь и ты один. Когда ты один, то кажется, что ни у кого нет преград, они только у тебя. Но когда ты начинаешь общаться и видишь, что у всех плюс-минус одинаково, то осознаёшь, что у кого-то тоже так было. И видишь, как другой человек уже преодолел тяготы и невзгоды. Сразу становится легче.
Я обычно не рассказываю про сложности. А их было много, и даже с выигранным грантом. Всё выглядит классно в соцсетях: мол, придумала проект, все захотели со мной работать. Я, например, с этого гранта заплатила налогов больше, чем мой личный гонорар… Комьюнити, если оно зарегистрировано как юридическое лицо, открывает много возможностей, имеет большой политический вес и, что самое главное, может представлять интересы артистов. Если бы я свой спектакль «проводила» через юридическое лицо, то получила бы адекватный гонорар, и мне бы не пришлось платить огромные налоги из своих средств.
Да, в Берлине есть много поддерживающих организаций, в том числе больших, они дают много полезной информации для нас, устраивают мастер-классы. Но ни одна из них не создает сообщество. В сообществе можно общаться, обсуждать идеи и вместе делать проекты. План, кстати, уже начал воплощаться в реальность: мы уже зарегистрировались. Конечно, было бы здорово в будущем получить и здание для этой организации. И чтобы там проходили концерты, спектакли, перформансы.
Рейв для беженцев — рейв для зрителей
The Run: Refugee Rave, мой первый спектакль в Берлине. Он был создан и показан несколько раз благодаря немецкому государственному финансированию. Но грант дается не на бесконечное количество показов, к сожалению. Мы сыграли «Рейв для беженцев» четыре раза и благополучно отчитались по гранту. Потом мы показали его на фестивале ещё два раза. Ищем способы, чтобы можно было прокатывать его и дальше: подаем заявки на гранты, запускаем краудфандинг. Хотим, чтобы спектакль жил.
В The Run: Refugee Rave участвуют ребята из России, Украины, Италии и Румынии. Это горизонтальный проект, поэтому важна личная история каждого актера и каждой актрисы, спектакль основан на их опыте и переживаниях. Мне важно, чтобы участвовали именно эти люди. Нескольких актеров я специально привожу из других стран. Мы много репетируем и выращиваем спектакль все вместе, коллективно и сообща, каждый вносит свой вклад. Я не из тех режиссеров, которые командуют: «три шага сюда, два шага туда».
В нашей команде восемь актеров и один музыкант. По ту сторону занавеса — художница по костюмам (она же и дизайнерка печатной продукции и сайта), хореограф, композитор и художник по свету. Всего 16 человек, не считая меня, продюсера и пиарщицы.
На показах 1, 2 и 3 ноября в Берлине будет новый диджей. Он принесет не только новую музыку. Он, как и другие участники, расскажет свою историю. Я хочу фигуру этого персонажа выделить и сделать ярче и четче, понятнее. Но только если сам актер этого захочет: всё по согласию, у нас ведь горизонтальный театр. В конце спектакля мы приглашаем зрителей танцевать с нами. Небольшая вечеринка прямо в театре. Так что если вы хотите попасть в Бергхайн, а вас не пускают — приходите к нам. Или если вы никогда не были в Kit Kat, тоже милости просим: в спектакле есть сцена из этого легендарного клуба
