Сейчас Стас готовит к третьему переизданию книгу о жизни в Грузии в период пандемии «Чумной тбилисский дневник». «Френдли-журнал» поговорил со Стасом о грузинской букинистике, запуске книжного магазина в другой стране и о том, как выпускать книги без издательств.
«Я думал, когда карантин закончится, все начнут писать про это книги, но почему-то никто не написал»
— О чем твоя книга «Чумной тбилисский дневник»?
Лучше всего о книге может рассказать отзыв художницы Дарьи Апахончич. Она написала вот что:
«В книге много работы с внутренним ребенком, которого надо долюбить, раз злой мир этого не сделал, любить, но не щадить, бросать в самые болезненные омуты воспоминаний, открывать закупоренное, стоять с ним рядом, пока он говорит обидчикам то, что не смог сказать в свое время. Через роман проходят сцены, в которых герой вспоминает, как работал в неотложке, эти жуткие перечисления увечий, ран складываются в ритм, и в этом ритме уже повзрослевший герой проходит через свои взрослые травмы.
Я плакала несколько раз, когда читала эту книгу. И несколько раз смеялась. Но еще больше раз я подумала, что литература всегда возникает вопреки обстоятельствам: работа, дети, обязательства, приятные люди, неприятные люди — все работает на то, чтобы мы не писали свои книги.
Книгу можно читать еще и как учебник креативного письма. Герой организует мастерскую и сам же делает свои задания: каждый день писать, чтобы к концу получилась книга сто дней творчества во время ковида. Это не первая книга, написанная во время конца света, но как же хорошо, когда судьба подбрасывает нам возможности для творчества, хоть и такие».
— Ты сейчас собираешь деньги на переиздание «Чумного тбилисского дневника». Это просто переиздание старого текста или там будут новые дополнения?
— Книжка полностью переверстана, у нее новая обложка — еще круче, чем прошлая. И даже не одна обложка, попробуем сделать в трех разных. Предыдущий тираж к тому же весь раскупили. Получилась такая интересная история — нигде про книгу не писали, но ее активно покупали. И читатели мне до сих пор пишут — делятся восторгом или хейтом. Мне, в принципе, скучно и то, и другое читать.
— Почему?
— Тебе пишут условно «Ты молодец». Я и так знаю, что я молодец (смеется). Хейт тоже скучный — либо говорят, что там какой-то бред и ничего не понятно, либо, что книга на любителя. Хочется подробностей — чем понравилась, а чем нет. Я же каждую страницу писал не ради объема — там смыслы.
Но иногда я получаю какие-то суперистории. Один юноша пришел в книжный и сказал, что читал книгу, когда сидел в изоляторе после акции протеста. И там он сокамерникам давал мою книгу читать. Потом началась мобилизация, этот парень поехал через Верхний Ларс в Тбилиси. В очереди снова книгу перечитывал и другим давал. Получается, она его два раза поддерживала. Разве можно с этим сравнить сообщение, что я какой-то там молодец или что книга какая-то скучная?
— А почему ты именно время карантина решил взять за основу — это был тяжелый период в твоей жизни?
— Скорее интересный. В дневнике мало про сам локдаун, там я пишу про события, которые в это время происходили с героем. В это время я переехал в Грузию и немножко сошел с ума, влюбился, что было совсем некстати. Как-то все смешалось.
Еще в тот период я пошел к психологу и у меня открылись какие-то дебри моего тупого прошлого. В локдаун можно было подумать обо всем. Психолог мне давала задания: написать письмо папе, маме, себе. Когда я эти письма написал, она сказала, что их надо сжечь. Я спросил — а можно я сначала их перепечатаю, а потом сожгу? Она разрешила. Вот эти письма вошли в книгу.
Я думал, когда карантин закончится, все начнут писать про это книги, но почему-то никто не написал. А я решил сделать это.
«Дневник» получился универсальной книгой, как швейцарский ножик, потому что там много всякий идей. Фабула в том, что герой поступает на писательский челлендж и выполняет разные задания. Мне подруга рассказывала, что ее знакомая читала Дневник и делала задания, которые там перечислены.
«Те, кто говорят, что у них великая идея научить людей писать, просто врут»
— Ты уже несколько лет ведешь писательские курсы. В последнее время тексты или темы текстов людей, которые приходят на курсы изменились?
— Да! Я всегда на курсах делал задания по каким-то мотивам того, что происходит. Одно из таких заданий — нужно написать историю переезда. На курсе год назад это задание просто всех триггернуло: 99% учеников на курсе — люди, которые после войны уехали. Они в текстах описывали, как собирались, страдали, плакали. И это было сильно и больно.
— Ученики по итогу выпускали какие-нибудь свои тексты?
— Один ученик уехал в Китай и написал по итогу книжку про всякие истории забавные, которые с ним в Китае случались. Другой юноша выпустил сборник стихов. Еще одна ученица написала несколько книг. Ученики пишут, не все, конечно, выходит у них на бумаге, что-то публикуется онлайн.
— Писательские курсы для чего нужны — развить писательские навыки, самодисциплину?
— Я ни разу не был на писательских курсах и вообще не представляю, чтобы меня кто-нибудь заставил туда пойти. Я думаю, что все это хрень, и те, кто говорят, что у них великая идея научить людей писать, просто врут.
Почему я открыл книжный? Потому что я лентяй и люблю копаться в книгах. Однажды я подумал — почему бы этим не зарабатывать? Потом я подумал — почему бы не написать книгу? Также и с курсами.
Я считаю, что сложно научить кого-то писать, скорее, в принципе, это либо дано, либо нет. Курсы помогают дисциплинировать себя, приучить систематически писать. Моя задача — как-то мотивировать, вдохновить и дисциплинировать. Если после моих курсов человек понимает, что это не его, это тоже классный результат, который поможет человеку пойти искать свое дело дальше.
— Как ты пишешь тексты — составляешь план или просто открываешь Google Docs и начинаешь писать?
— Я открываю не Google Docs, а заметки в Айфоне. В течение дня, когда мне приходит что-то в голову, я это сразу записываю. Если мне неудобно писать, я себе в избранное посылаю войс, а потом уже его расшифровываю.
Айфон появился меня в 13-м году, и с этого времени веду дневники. У меня уже больше пяти тысяч заметок. Потом просто из этого дневника я монтирую тексты. Так Пришвин делал. Он на протяжении жизни писал дневники (25 томов), а потом вытаскивал из них куски и монтировал из них текст.
«У меня ощущение, что я, как Буратино, проткнул носом рисунок, и попал в новый книжный мир»
— Когда ты уезжал в Тбилиси, держал в голове, что будешь открывать здесь книжный магазин?
— Не, я думал, что больше никогда в это не сунусь. Но потом я написал книгу, мне нужно было где-то ее продавать, а здесь не было нормальных русскоязычных книжных. К тому же у меня за несколько лет появилась своя библиотека, которую тоже нужно было почистить и что-то продать. Потому что я все время хожу и покупаю книги, я с детства подсел на книжную пыль.
— Где ты в Тбилиси покупал книги, если с русскоязычными книжными здесь было проблематично?
— В букинистических магазинах и на развалах. Я люблю старые книги — собирал их в России. В Грузии я увидел совсем другой контекст, книги, о которых ни разу не слыхал. В СССР был гигантский книжным мир, видимо, Тбилиси был одним из его очагов. И я отсюда не уеду, пока весь его не изучу. Я думал, что довольно-таки хорошо разбираюсь в книгах, но оказалось, что нифига я вообще ничего не знаю. У меня ощущение, что я, как Буратино, проткнул носом рисунок, и попал в новый книжный мир.
— А что именно ты здесь открыл нового в букинистике?
— Грузины очень хорошо изучали свою историю и издавали про это много книг — про древние монеты Грузии, про деревянные дома Грузии, находил даже альманах про пещеры Грузии и книгу про портреты царицы Тамар.
Потом было такое советское издательство Academia — мое любимое. Его организовали в 1921-м году, в 37-м году запретили, а главного редактора — им был Лев Каменев, оппозиционер Сталина — расстреляли в 36-ом.
Каменев справлялся с задачей редактора охуительно. Эти книги были примером книгоиздания вплоть до 60-х. У Academia был большой тематический разброс — они публиковали и тексты про античность, и классических «Трех мушкетеров».
Но самое главное, они должны были издать «Бесов» Достоевского, но в последний момент им запретили это делать. Они при этом успели напечатать несколько экземпляров. Теперь «Бесы», изданные Academia, букинисты называют дезидератой — книжной мечтой. Есть легенда, что у Максима Горького была такая книга. Я ее никогда не видел, но даже боюсь ситуации, если она попадет в мои руки. Что мне с ней делать? Эта книга стоит миллионы.
Самая первая же книжка, которую Academia издала в 1922 году, называлась «Религия эллинизма» профессора Зелинского — она о том, в кого верили греческие люди. Я случайно ее нашел в Тбилиси на развале — на парапете в переходе — и купил за три лари (100 рублей). Я просто охренел от такой случайной находки.
— Какая самая «древняя» книга в коллекции у тебя была?
— У меня в Москве был друг, который на помойках все собирал и в гараж относил к себе. К нему часто приезжали киношники — покупали за копейки разные вещи для реквизитов на съемки. И я у друга в этом гараже нашел интересную книгу и купил ее за 10 рублей.
Это была книга 1725 года, изданная во время Петра I, про причины северной войны со шведами. У нее был кожаный переплет и суперстаринный шрифт. Эту книгу я продал на благотворительном аукционе.
У меня есть сборник стихов Гумилева, который был издан при его жизни. Мне всегда приятно осознавать, что, возможно, эту книгу в руках держал и сам Гумилев, а теперь ее держу я.
«Всем нужны книги про катастрофы прошлого, показывающие как и куда жить теперь»
— Ты открыл «Итаку» в Тбилиси летом 2021 года. Кто были первые покупатели?
— Первые полгода книжный был в гостиной дома, который я снимал. Потом мы уже переехали в помещение, в котором сейчас находимся. Я разложил по гостиной книги, мы работали по два часа в день — и это было классно, потому что я просто спускался в гостиную и был на работе.
Первые покупатели — это всегда друзья и другие снобы. Потом начали приходить незнакомые люди — чаще всего это были беларусы, которые переехали в Грузию после протестов в Беларуси.
Потом начались военные действия, люди стали уезжать из России. В «Итаку» стали приходить покупатели «Ходасевича». Были истории, когда к нам люди с чемоданами приходили сразу с самолета или Ларса и уже тут искали жилье.
— Правильно понимаю, что «Итака» быстро стала объединяющим местом для русскоязычных эмигрантов?
— Да. Это удивительно, но даже по финансовым показателям я через полтора года достиг того, чего в «Ходасевиче» добивался семь лет. Москва по численности намного больше Тбилиси. Но, наверное, здесь вопрос в качестве покупателей. В Москве куча воров и просто случайных людей приходят в независимый книжный. А здесь людей приходит значительно меньше, но они все не случайные.
— Ты наверняка общаешься с командой, которая сейчас делает «Ходасевич». Есть ли разница в топах у вас или что в России, что в Тбилиси люди тянутся к одним книгам?
— Тянутся к одному. Всем — и в Москве, и в Тбилиси — всем нужны книги про катастрофы прошлого, показывающие как и куда жить теперь. Сейчас россияне помешались на книгах о том, как жила Германия во время гитлеровского режима и как она восстанавливалась после него.
Берут книги про деколониальность, анархизм, феминизм. У нас еще в топах то, что не продают в России — книги Костюченко, Зыгаря, Серенко.
— А грузины в магазин приходят?
— Да, приходят, особенно те, кто владеет русским языком. У нас есть один покупатель-грузин, он фанат французской философии — в особенности Ролана Барта. Этот мужчина приходит часто за книгами издательства Ad Marginem (российское издательство, специализируется на издании нон-фикшн литературы, трудов западных философов второй половины XX века — прим.ред.), поскольку на грузинский язык мало текстов переведено.
«Самое тупое, что можно делать — это рассылать рукописи в издательство»
— Ты не первый раз собираешь деньги на издание книг через краудфандинг. Почему выбрал такой формат, а не классическую схему «отправить рукопись в издательство»?
— Из-за вредности характера, наверное. Когда у меня в 2017 году появилась идея опубликовать первую книгу «Как открыть книжный магазин и не облажаться», я подумал, что не хотел бы, чтобы кто-то меня редактировал.
Но за последние два года вообще все поменялось. Все институции разрушены, даже если они об этом не знают, что они разрушены. Теперь уже никакие издательства не нужны, и это как-то странно посылать куда-то книгу, когда ты можешь сам издать и классно все сверстать.
Самое тупое, что можно делать — это рассылать рукописи в издательство, потому что на самом деле надо просто иметь там знакомого и лично ему передать текст, чтобы он его прочитал. Вот недавно от голодовки умер музыкант Павел Кушнир. Он никому был не нужен. Волчек (главный редактор издательства Kolonna — прим.ред.) из издательства Kolonna написал, что Кушнир присылал им свою рукопись, но Волчек даже письмо не раскрыл, потому что не знал этого человека.
А если бы кто-то вдруг пришел и сказал, вот, посмотри, чувак, по-моему, хорошо пишет. Тогда в издательстве текст прочитают и, возможно, опубликуют.
Если же ты какой-нибудь спесивый и не хочешь ни с кем общаться, то делай все сам. Но это долгий путь, признаю, и он подходит всяким глупым гордецам типа меня.
— Кто на издание книг отправлял тебе деньги?
— Книжники, типа товарищи по цеху, мою книгу процентов на 90 проигнорировали и до сих пор игнорируют. Это забавно, потому что для критики меня нет, для моих коллег меня нет. Но я есть для читателя.
Донатили те, кто меня знал и хотел поддержать. Потом были совершенно незнакомые люди, и это тоже, конечно, очень приятно. Какой-то мистер, который живет в Великобритании, просто закинул 50 тысяч.
Я сначала подумал, что счетчик сломался, когда увидел такую сумму. Потом смотрю, блин, реально кто-то просто закинул 50 тысяч рублей.
Я подумал тогда: вот же какие люди бывают! Я в те времена максимум сто рублей донатил кому-нибудь.
— Этот мистер русскоязычный человек?
— Да. Мы в Фейсбуке с ним подписаны друг на друга, у него там какая-то академическая карьера в Великобритании. Он русского происхождения, но учился в Великобритании.
Есть такие люди — профессиональные поддерживатели. Это очень хорошая позиция. Обычно те, кто ничего не делает, могут рассылать хейт, потому что это бесплатно. Но есть и благородные люди, которые понимают — я книжку сам не напишу, но зато могу поддержать тех, кто это может сделать.
— Почему российские книжники игнорируют твою книжку про то, как открыть книжный магазин?
— Ну, если бы не я ее написал, я тоже игнорировал, потому что мне было бы завидно, что это сделал не я. Хотя я намного круче. И, типа, мы не догадались, не предложили, а этот хмырь все сам сделал и радуется.
Я считаю, что нам всем надо работать с собой, чтобы просто спокойно признаться, что тебе бывает иногда тупо завидно. Я иногда могу себе позволь признаться, что мне тупо завидно.
— А чему ты можешь завидовать?
— Я завидую другим людям, особенно, когда я в плохом настроении — мне кажется, что я большего достоин, чем другие. Недавно я корпел над заявкой, чтобы получить грант на написание книги. В итоге в пятерку победителей не вошел. Двое из этих победителей были уже какими-то известными людьми.
Если смотреть на эту ситуацию из зависти, то кажется, что везде все схвачено. Если ты не известен, то ничего не получишь. Но ведь человек стал известен, потому что он уже дофига чего сделал и потратил на это много времени — никто не знает, как усердно он трудился все это время. А завидовать же бесплатно, для этого усилий никаких не нужно.
